Российские политзаключенные. Список политзаключённых (без преследуемых за религию)

В терминологии МА политическим заключенным называется любой заключенный, в деле которого присутствует весомый политический элемент. Таковым могут быть мотивация действий заключенного, сами действия либо причины, побудившие властей отправить его за решетку. Политическим МА называет любой аспект человеческих отношений, имеющий отношение к «политике», то есть к общественным институтам и гражданскому порядку. В их числе можно назвать принципы, организацию и ведение государственных либо общественных дел, их связь с вопросами языка, этнического происхождения, пола или религии, статуса и общественного влияния (не считая прочих факторов). Всемирное женское движение и некоторые другие оспаривают подобное толкование термина «политический». Для них это слово означает взаимоотношения в контексте власти-подчинения в обществе и семье, а также действия по реформе гендерных отношений полов в этом контексте. Усиление работы МА по правам женщин согласуется с подобным подходом. Во многих странах политических заключенных осуждают с нарушением международных норм судопроизводства. В некоторых странах их годами, даже десятилетиями, держат в предварительном заключении без суда и следствия. МА требует, чтобы все политические заключенные предстали перед справедливым судом в разумные сроки, в соответствии с общепризнанным правом заключенных на скорый и справедливый суд либо немедленное освобождение. Когда говорят «политический заключенный», имеются в виду как узники совести, так и лица, прибегшие к уголовно наказуемому насилию либо обвиненные в совершении других видов преступлений, например, во вторжении в частные владения или причинении ущерба чужой собственности по политическим соображениям. Однако движение требует незамедлительного и безоговорочного освобождения только узников совести. МА не пользуется термином «политический заключенный» для обозначения какого-либо особого статуса задержанного или чтобы показать, что движение имеет какую-либо точку зрения в отношении политических целей этого задержанного. МА не выступает ни за, ни против взглядов людей, в защиту которых проводится кампания, а также никак не оценивает необходимость вооруженных действий в политическом конфликте. Кого считать политическим заключенным? Вот несколько примеров из практики: участник вооруженного политического формирования (либо подозреваемый в участии), обвиненный в государственной измене или подрывной деятельности; человек, обвиненный или осужденный за совершение обычного преступления в политическом контексте (например, на демонстрации профсоюзов или фермеров); женщина, обвиненная или осужденная за убийство мужа, избивавшего ее (особенно в странах с дискриминационными законами о самозащите); человек, которого обвинили или осудили за обычное преступление (грабеж, убийство), совершенное по политическим мотивам, или за отказ платить налоги по идеологическим соображениям. Правительства часто заявляют, что в их государстве политических заключенных нет, а есть только преступники, осужденные по обычному уголовному праву. Однако организация считает «политическими» случаи, подобные вышеприведенным, и описывает их в терминах «политическое дело» и «политическое заключение». Это не значит, что МА выступает против заключения как такового, кроме случаев, когда, по мнению организации, задержанный является узником совести. МА не только защищает интересы отдельных политических заключенных, но и призывает правительства отменить постоянно применяемые процедуры, при помощи которых политических заключенных продолжают удерживать под стражей при отсутствии каких-либо правовых механизмов, гарантирующих их безопасность.

В этом разделе нашего сайта размещены сведения о тех, кто является политзаключённым в настоящее время, кто отбывает наказание в виде реального лишения свободы, находится под стражей или домашним арестом до вступления приговора в законную силу. О наших критериях отнесения к политзаключённым можно прочитать .

Политзаключённые в сегодняшней Российской Федерации - очень разные люди.

Среди них есть те, кто преследуется по «политическим» статьям УК, а есть ложно обвиненные в чисто уголовных не политических преступлениях.

Есть гражданские и политические активисты, преследуемые за свою деятельность, а есть те, кто попал за решетку за участие в научном обмене информацией или репост в социальной сети.

Есть люди, буквально ставшие заложниками, то есть лишенные свободы потому, что отказались оговорить других или для того, чтобы повлиять на их родных и близких, а есть и вовсе случайные жертвы государственного репрессивного механизма, произвольно выбравшего их для воздействия на общество, обоснования тезисов пропаганды или просто для отчётности.

Среди политзаключённых много стойких борцов, чье мужество в тяжелых условиях неволи, а иногда и под пытками, вызывает уважение, а есть и не слишком приятные люди.

Всех их объединяет одно: эти люди, не прибегавшие к насилию и не призывавшие к нему, стали жертвами целенаправленного государственного беззакония.

Людям, оказавшимся под его прессом, нужна наша поддержка и солидарность. Мы не вправе оставить их один на один с машиной политических репрессий.

• Наша поддержка и солидарность могут принимать разные формы. Распространение информации и привлечение внимания к конкретным судьбам и делам - самое малое, что мы можем сделать, и, тем не менее, это реальная возможность помочь политзаключённым. Фабрикующие политические дела следователи, неправедные судьи и надзиратели боятся гласности. Беззаконие, даже осуществляемое по высокой политической воле, предпочитает действовать тайно и неуютно чувствует себя под светом общественного внимания.
• Возможный и реальный способ поддержки узников - подписание коллективных петиций и обращений. Даже если они формально адресованы тем, кто, в конечном счете, и несет ответственность за политические репрессии, по сути они обращаются к обществу и демонстрируют и ему, и тюремщикам уровень нашей поддержки политзаключённых. Мы размещаем ссылки на такие петиции и обращения в Интернете.
• Не менее важны письма тем, кто незаконно лишён свободы. Они дают им почувствовать нашу поддержку, позволяют понять, что они не одиноки. Для каждого их узников на нашем сайте размещены адреса для обычных бумажных писем и писем через почтовые интернет-сервисы, в случаях, когда они имеются.
• Наконец, очень важна материальная помощь самим узникам и их семьям. Оплата юридической помощи, передач в СИЗО и колонии, поддержка оставшихся без кормильца семей - наиболее действенное проявление солидарности. Вы можете помочь конкретному узнику способами, которые указаны на нашем сайте для каждого политзаключённого отдельно, а можете пожертвовать любую сумму на помощь политзаключённым в целом через интернет-кошелек (Яндекс-деньги 410011205892134 и карта «Сбербанка России» № 5469 3800 7023 2177 или PayPal - ) . Подробный отчёт о поступлениях и расходах размещен на сайте Союза солидарности с политзаключёнными .

Наш список политзаключённых заведомо не полон. Мы стремимся к тому, чтобы наша позиция признания того или иного узника политзаключённым была убедительно обоснована и максимально объективна. В этой связи изучение любого случая лишения свободы, в котором вероятно наличие политического мотива, требует наличия документов и определенного времени. Сбор материалов по делу сам по себе часто занимает достаточно много времени, особенно, в случаях, когда следствие и суд засекречены.

Отсутствие в наших списках политзаключённых конкретного узника не означает ни согласия Правозащитного центра «Мемориал» с его преследованием, ни, тем более, его одобрения.

Равно и признание лица политзаключённым не означает ни согласия ПЦ «Мемориал» с его взглядами и высказываниями, ни одобрения его высказываний или действий.

Как становятся политзаключенными, похожи ли современные тюрьмы на ГУЛАГ и как изменились россияне за последние годы - «Бумага» поговорила с освободившимися фигурантами самых громких политических дел последних лет.

Как становятся политическими заключенными

9 мая 2011 года 19-летний морпех Денис Луцкевич маршировал по Красной площади в составе знаменной группы. Спустя год, 6 мая, уже поступив в Академический университет гуманитарных наук, он пришел на другую московскую площадь - Болотную. До этого Луцкевич на митинги не ходил, оппозиционером не был и очень хотел поступить в полк ФСО. На «Марш миллионов» он пришел за компанию с однокурсниками и преподавателями. Когда начались беспорядки, студент, с которого кто-то в толпе сорвал рубашку, оказался между двух рядов сотрудников ОМОНа. Из толпы в полицию полетели камни, омоновцы скрутили Луцкевича и еще нескольких человек. Во время задержания студент получил множество ударов дубинками.

После задержания и больницы был суд, который оправдал Дениса. Однако через месяц, в ночь на 9 июня, в квартиру Луцкевича пришли следователи. Студента обвинили в том, что он сорвал шлем с омоновца, которого потом побили в толпе. Свидетельствовали против Луцкевича сами полицейские. При этом в интервью Esquire сам омоновец говорил , что не помнит, кто именно сорвал с него каску. Несмотря на это, Луцкевича арестовали. Потом были заявления в поддержку Луцкевича со стороны Союза военных моряков, проблемы со здоровьем в СИЗО, а также приговор - 3,5 года общего режима. 8 декабря 2015 года Денис Луцкевич вернулся на свободу спустя 1277 дней.

«Болотное дело» - самый крупный судебный «политический» процесс, но далеко не единственный для современной России, говорят правозащитники. Например, Союз солидарности с политическими заключенными говорит о 99 россиянах, которые сейчас находятся в тюрьме или под домашним арестом по политическим мотивам, а правозащитная организация «Агора» рассказывает о нескольких десятках подобных дел на своем сайте. Их фигурантами становятся самые разные люди - от Pussy Riot до 62-летнего охранника асфальтобетонного завода, сделавшего неосторожный репост националистической статьи во «ВКонтакте».

Среди них оказался и кубанский профессор, доктор политических наук Михаил Савва. До начала 2001 года он активно работал с властью и даже занимал посты в мэрии Краснодара, но потом уволился из-за несогласия с политическим курсом и переключился на правозащитную деятельность. Савва распределял гранты кавказским и кубанским НКО, проводил просветительские мероприятия и защищал права мигрантов: «Иногда удавалось освобождать людей буквально из рабства». Параллельно он критиковал российскую власть за «дефицит справедливости», нарушения на выборах и ситуацию в стране. 11 апреля 2013 года, когда проводились массовые проверки в рамках поиска «иностранных агентов» среди российских НКО, в отношении 48-летнего профессора возбудили уголовное дело. Через четыре дня он должен был выступать в Москве на заседании президентского Совета по правам человека с докладом о проверках НКО на Кубани.

Савву обвинили в мошенничестве. По версии следователя ФСБ, он не провел социологическое исследование, на которое получил больше 300 тысяч рублей, а в Кубанском университете незаконно получил 90 тысяч рублей. Однако Human Rights Watch и Союз солидарности с политзаключенными признали дело политическим. С ними согласен и сам профессор, называющий обвинения «абсурдными». По его словам, следователи ФСБ больше интересовались зарубежными контактами ученого и планировали обвинить его в государственной измене и работе на западные спецслужбы. Савва утверждает, что они даже предлагали ему признаться, угрожая 23 годами тюрьмы и смертью на этапе. Однако профессор не согласился, получил условный срок за мошенничество и вышел на свободу спустя 8 месяцев в СИЗО.

«Ты содержишься в условиях строгого режима, притом что твоя вина абсолютно не доказана, а основания для уголовного преследования абсурдны и надуманны»

Еще больше провел в тюрьме геолог Евгений Витишко. Экологический активист, неоднократно участвовавший в выборах от «Яблока», «прославился» в 2011 году после акции против захвата участка на Черноморском побережье под летнюю дачу губернатора Краснодарского края Александра Ткачева. В ноябре вместе с другими активистами Витишко написал на окружающем дачу заборе: «Саня - вор!», «Лес - общий!», «Ткачев уходи, жулик и вор!» и «Партия воров» и отогнул две секции ограды.

Вскоре на экологов завели уголовное дело по ст. 167 УК РФ («Умышленное повреждение имущества, совершенное из хулиганских побуждений»). В июне активисты получили по 3 года условно. После этого, по словам геолога, за ним установили слежку, а его звонки прослушивали. Кроме того, Витишко получил несколько предупреждений о нарушении правил условного наказания за то, что выезжал за пределы Туапсинского района. В итоге в конце 2013 года суд заменил условный срок на реальный, а в марте 2014 года Витишко отправился в колонию-поселение в Тамбовскую область. На свободу геолог вернулся в декабре 2015 года, за это время он успел посидеть в штрафном изоляторе и получить отказ в досрочном освобождении за «халатное отношение» к прополке помидоров.

Рано утром 11 марта 2014 года трое мужчин подошли к воротам гаража ФСБ Калининградской области. Двое сцепили руки, третий на них встал и закрепил у ворот флаг Германии. После этого один из мужчин сфотографировал флаг, а его товарищ выкрикнул нацистский лозунг и вскинул руку в фашистском приветствии. Участников акции задержали на месте, при аресте у одного из них в рюкзаке якобы нашлось 356 граммов гексогена.

Задержанными оказались калининградские активисты Михаил Фельдман и Олег Саввин, а также москвич Дмитрий Фонарев. Они объяснили, что акцией хотели выразить протест против «поощрения российскими властями сепаратизма на юго-востоке Украины»: «Флаг в Калининграде - немецком до 1945 года - был вывешен по аналогии с происходящим в Крыму. Если там размахивать флагами чужой страны можно, тогда почему здесь нельзя?».

Следователи не согласились с доводами активистов и возбудили уголовное дело по ч. 2 ст. 213 УК РФ («Хулиганство по мотивам политической ненависти или вражды группой лиц по предварительному сговору»). Потерпевшими по делу выступили представители Общественной организации ветеранов войны, труда, вооруженных сил и правоохранительных органов Ленинградского района Калининградской области.

Правоохранители пояснили , что своими действиями активисты «лишили граждан общественного спокойствия, глубоко оскорбили и унизили чувства и политические ориентиры граждан Российской Федерации. В явной неуважительной форме, лишенной всяких основ нравственности и морали, выразили свою политическую ненависть и вражду к существующей в настоящее время политической идеологии». Пострадавший ветеран Великой Отечественной войны, которого допрашивали в суде, конкретизировал : «Напряженная политическая обстановка, а я всегда за Россию. Если у нас сегодня немцы враги, то враги, а если завтра друзья, то и я с ними дружу». В итоге участники акции получили по 1 году и 1 месяцу лишения свободы.

Больше года провел в СИЗО и петербургский руфер Владимир Подрезов. Его дело началось утром 20 августа 2014 года, когда звезда на шпиле московской высотки на Котельнической набережной оказалась выкрашена в сине-желтые цвета, а на ее верхушке появился украинский флаг. Киевский руфер Григорий Мустанг, практически сразу же , что это он забрался на здание и перекрасил звезду. Мустанг выложил в соцсети фотографию на высотке и быстро вернулся в Украину, а в России за акцию пятерых человек, среди которых оказался и Подрезов. Их обвинили в хулиганстве и вандализме.

Петербуржец частично признал свою вину, заявив, что помог Мустангу пробраться на крышу, но не знал о его планах: «Я сказал ему, что он может это сделать, но я не буду помогать ему». Еще четверо бейсджамперов, оказавшихся подсудимыми, полностью отрицали вину. В итоге Таганский суд их оправдал, а Подрезов больше 2 лет колонии. Однако в конце 2015 года суд изменил наказание на 2 года 10 месяцев ограничения свободы и отпустил руфера на свободу. Выйдя из СИЗО, петербуржец посетовал, что потерял больше года жизни: «Время потрачено. Наверно, бесцельно. В следственном изоляторе делать нечего».

Как тюрьма меняет политических заключенных

Об аресте и о жизни в колонии или СИЗО политзаключенные вспоминать не любят. Например, мать Владимира Подрезова сказала «Бумаге» , что семья «просто пытается забыть об этом», а сам руфер так и не ответил на вопросы, постоянно ссылаясь на усталость после работы. - Я думал, что времена ГУЛАГа уже прошли. Но однажды я стал свидетелем, как у меня на глазах с особой жестокостью сотрудники ФСИН избивали осужденных. В этом не было необходимости, и мотивация их действий была профилактическая. Так, на всякий случай, - вспоминает Евгений Витишко.

Согласен с ним и Олег Саввин, которому в СИЗО приходилось объявлять голодовку и спать в промороженной камере. «Фактически ты содержишься в условиях строгого режима, притом что никакая твоя вина в чем-либо абсолютно не доказана, а основания для уголовного преследования абсурдны и надуманны», - добавил он.

Первое интервью Владимира Подрезова на свободе

Колонии, по сути своей, должны исправлять людей, но ничего хорошего там нет. Зэки не исправляются в условиях зоны, где наркоты валом, а производства и каких-то других занятий нет, - вспоминает фигурант «болотного дела» Луцкевич.

Несмотря на похожие впечатления от тюрьмы, после освобождения жизни политзаключенных складываются по-разному. Например, Дмитрий Фонарев - один из фигурантов дела о флаге над гаражом ФСБ - и Михаил Савва рассказали «Бумаге» , что эмигрировали из России.

Получив условный срок в апреле 2014 года, кубанский профессор уже через полтора месяца понял, что правоохранители продолжают преследовать его. Решающим стало уголовное дело о мошенничестве, возбужденное в отношении директора образовательного центра «Левадос» Елены Шабло, где Савва читал лекции. Сначала профессор проходил по делу в качестве свидетеля, но к концу года ситуация начала меняться: «Два допроса у следователя главного следственного управления ГУВД по Краснодарскому краю не оставили никаких сомнений по поводу моих перспектив. Особенно последний допрос. Вопросы следователя начинались словами: „Признаете ли вы…“. То есть для него я уже был обвиняемым, осталось только выполнять формальности - предъявить обвинения». Не дожидаясь этого, Савва уехал из России в начале 2015 года и попросил политического убежища. После этого российский суд заменил условный срок профессора на реальный, а в конце 2015 года Савве и вовсе выдвинули новое обвинение в мошенничестве. Сейчас профессор продолжает находиться за границей и не раскрывает своего местожительства.

«Сегодня любой инакомыслящий и граждански активный человек может в любой момент оказаться на нашем месте»

Испортила тюрьма профессиональную жизнь и фигуранту дела о немецком флаге - Олегу Саввину. Он рассказал «Бумаге» , что из-за своей «экстремистской» судимости теперь не может официально трудоустроиться и работает неофициально: «Работаю где придется. Сейчас занимаюсь монтажом перил, работа не из простых».

Евгений Витишко, наоборот, оказавшись на свободе, вернулся к привычным делам. 43-летний активист также занимается геологией и экологией, играет в теннис и танцует аргентинское танго и даже будет участвовать в грядущих выборах Госдумы от партии «Яблоко». В порядке и Денис Луцкевич: сейчас он занимается созданием собственного медиа и ищет единомышленников. Более того, бывший морпех отметил, что нашел в тюрьме новых хороших друзей. Однако некоторые из старых товарищей отказались общаться с «болотником» после его освобождения.

При этом опрошенные «Бумагой» политзаключенные подчеркнули, что тюрьма изменила их психологически. Например, Михаил Савва рассказал, что после освобождения продолжает жить по тюремной заповеди: «Не верь, не бойся, не проси». При этом кубанский профессор отметил, что на него СИЗО повлияло не так сильно, как могло бы: «Помогла срочная служба в Советской еще армии, очень похожая на тюрьму». Более того, сейчас политолог вспоминает об аресте как о закономерном этапе своей биографии: «Занимаешься правозащитой в России - будь готов! Я не считаю себя случайной жертвой. В одном из писем родным из СИЗО я написал: горжусь, что они выбрали меня. Это мнение я не поменял».

Одновременно фигурант «болотного дела» Денис Луцкевич считает, что на него арест повлиял в целом положительно. «Тюрьма меня изменила, мое мировоззрение. Я стал внимательным, даже параноиком в некотором смысле. Без страха, просто много анализирую и думаю. Поэтому лучше стал понимать происходящее. А тогда я искренне не понимал, почему меня арестовывают и судят. Не понимал, потому что верил и надеялся на честный адекватный суд. Но это было первое время, пока не понял, что к чему», - пояснил он.

Несмотря на такой опыт, политзаключенные не слишком изменили свое отношение к власти. Те, кто был в оппозиции, остаются в ней, а Денис Луцкевич всё так же не состоит в партиях и не испытывает симпатий ни к одной из них. Лишь Михаил Савва отметил, что стал относиться к власти гораздо критичнее. «До ареста я надеялся на то, что при всех своих недостатках власть способна признавать ошибки и изменяться в лучшую сторону. Убедился: не способна», - пояснил профессор, назвав себя «врагом российского политического режима».

Однако все политзаключенные сходятся на том, что сама власть и Россия изменились, пока они были в тюрьме. «Случился Майдан. Включился на полную мощь пресс российской пропаганды. Я увидел, как люди начали изменяться, превращаться в кукол под этим влиянием. Нормальных, казалось бы, людей втягивало в истерику: „Крым наш!“ и „Россия в кольце врагов“. Способность критически мыслить теряли даже те, кто по полгода каждый год живет за границей. Меня удивляло, как можно существовать с такой мешаниной в голове. Но им пока даже нравится!», - говорит Михаил Савва. Согласен с ним и Луцкевич: «Люди изменились. Народ был более активным и сплоченным. Сейчас кажется, что либо людей устраивает ситуация, в которой мы оказались, либо люди не думают, руководствуются инстинктами и надеждами, что скоро нефть подорожает, санкции снимут, рубль вернется к 30 за доллар, экономика расцветет - и мы их всех нагнем».

Иногда кажется, что маразм уж больше не крепчает, а окреп и укоренился окончательно. Я согласен, что даже нахождение на свободе в России можно условно именовать „свободой“ - это просто более мягкий режим содержания, который всё более ужесточается по мере принятия новых репрессивных законов. Сегодня любой инакомыслящий и граждански активный человек может в любой момент оказаться на нашем месте, - подытожил Олег Саввин.

На этой неделе в Совете по правам человека (СПЧ) прошло спецзаседание на тему «Общественное участие в противодействии экстремизму и терроризму». Выступая на этом мероприятии, правозащитник Лев Пономарев обратил внимание своих коллег на проблему государственного экстремизма. Методы и действия государственной машины, направленные на борьбу с терроризмом и экстремизмом, таковы, что подталкивают граждан к радикальному поведению.

«Потому что борьба с терроризмом и экстремизмом служит основанием для постоянных ужесточений в законодательстве и правоприменении, направленных исключительно на урезание гражданских свобод», — уверен Пономарев.

В своей речи правозащитник фактически констатировал, что в погоне за контролем над ситуацией власти наспех принимают законы, которые зачастую трактуются вольно и используются в борьбе с политическими противниками и инакомыслящими.

«К списку этих законов относятся статьи 205.2 (призывы к терроризму), 275 (госизмена), 280 (призывы к экстремизму), 280.1 (призывы к нарушению территориальной целостности), 282 (экстремизм), 148 (оскорбление чувств верующих), 354.1 (реабилитация нацизма) УК РФ», — отметил Пономарев.

Публикация данных из открытых источников, лайки и репосты в соцсетях, размещение цитат известных писателей и отрывков произведений, отправка СМС-сообщений, высказывание своей политической позиции, заявления о своей религиозной принадлежности, общественно-политические дискуссии, борьба гражданских активистов за свои права, политическая деятельность— это все уже завтра может сделать любого из нас политическим заключенным.

Разбираясь в этой теме, я решил пообщаться с теми, кого власти преследовали за их активную деятельность. Чтобы выяснить, каково сейчас быть политзаключенным в России.

Вы кто такие?

Универсальных критериев, определяющих, кто такой политический заключенный, и удовлетворяющих всех, в международной правоприменительной практике не существует. Только в октябре 2012 года Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) удосужилась принять резолюцию, объясняющую, что следует понимать под статусом «политзаключенный».

1. Арест нарушает базовые гарантии Европейской конвенции о защите прав человека, в особенности в части права на свободу мысли, совести, религии, свободу выражения мнения и информации, а также свободу собраний и ассоциаций.
2. Арест налагается исключительно по политическим причинам.
3. Срок или условия заключения непропорциональны тяжести преступления.
4. Арест носит дискриминационный характер по сравнению с другими лицами.
5. Заключение стало результатом судебных разбирательств, которые носили явно несправедливый характер и были связаны с политическими мотивами власти.

«Мы ясно понимаем, что в силу недостатка информации те люди, которые в наших списках есть, — это только часть, меньшая часть тех людей, которые должны попадать под статус политзаключенного», — рассказал «Шторму» руководитель программы «Поддержка политзаключенных и преследуемых гражданских активистов» ПЦ «Мемориал» Сергей Давидис. По словам правозащитника, выводы о том, кто является политзаключенным, делаются только на основании анализа дела. Однако далеко не по всем делам такой анализ оказывается возможным — из-за отсутствия доступа к материалам.

В списках правозащитного центра «Мемориал» 118 человек имеют статус политзаключенного. Единого портрета нет, заявил Давидис.

«Это совершенно разные люди, разные группы. И гражданские активисты, и крымские татары, и граждане Украины, и люди, которые написали что-то нехорошее насчет власти, и просто гражданские активисты, которые вступили в конфликт с какими-то локальными властными элитами в связи с точечной застройкой, жульничеством с тарифами ЖКХ, экологическими проблемами», — пояснил он.

В свою очередь, адвокат Дмитрий Аграновский утверждает, что за последние годы ситуация изменилась. Тема политзаключенных была монополизирована бандеровцами и откровенными предателями, вследствие чего стала размытой и дискредитированной.

«Нормальные политзаключенные были типа болотников или нацболов. Сейчас эта тема поднимается в связи, например, с делом Олега Сенцова (украинский режиссер, осужденный на 20 лет строгого режима за подготовку терактов на территории Крыма. — Примеч. «Шторма»). Олег Миронов, например (активист «Другой России», распыливший газ из баллончика на концерте Андрея Макаревича; получил три года колонии строгого режима. — Примеч. «Шторма»), — 100-процентный политзаключенный, который был совершенно неадекватно привлечен к ответственности за протест на концерте Макаревича, его никто из правозащитных организаций политзаключенным не признавал», — негодует адвокат.

Несмотря на разные подходы к критериям, одно можно сказать точно: если ты не имеешь отношения к большой политике и потенциально не представляешь опасности для властей, политического заключенного из тебя не сделают.

Борьба с фронтом недовольных

Одним из самых ярких политических процессов последних лет можно назвать «болотное дело». Во время предполагаемых массовых беспорядков на Болотной площади 6 мая 2012 года были задержаны около 400 человек, возбуждено порядка 30 уголовных дел в связи со случаями насилия в отношении представителей органов правопорядка.

Основной движущей и самой опасной для властей силой во всем этом процессе были представители «Левого фронта» и лидер внесистемных левых Сергей Удальцов. Федеральные СМИ устроили травлю оппозиционера и его соратников, что в итоге привело к заключению Удальцова в места не столь отдаленные на 4,5 года.

«Репрессии осуществляются точечно. Выбивают из игры наиболее активных людей, наиболее оппозиционно настроенных. Тех, кто потенциально опасен для власти. Власть неглупа. Она очень четко анализирует и отслеживает тех, кто для нее опасен, — рассказал Удальцов «Шторму». — Здесь действует принцип: был бы человек, а статья найдется. Власть работает хитро. Формально нет ни статуса политзаключенного, ни статей политических. Но реально они есть. Те, кто сидят по статье 282, по статьям, как у нас, за массовые беспорядки, какие-то действия в отношении сотрудников власти, сотрудников полиции. Человек осужден вроде бы формально по уголовной статье, а если покопаться, почитать его дело, пообщаться с ним, то можно понять, что человек пострадал за свои взгляды, мировоззрение, жизненную позицию, активность гражданскую».

По мнению оппозиционера, гражданское общество в современной России взято в тиски.

«Любой шаг влево, шаг вправо трактуется как нарушение, а впоследствии — как уголовное деяние. Соответственно, человек за свои политические взгляды может отправиться на несколько лет в тюрьму. Никому этого не пожелаю», — отметил он.

Абсурд вместо суда

Не меньший интерес представляет суд над так называемыми фигурантами дела о референдуме за ответственную власть. Летом 2015 года публицист и общественный деятель Юрий Мухин и его соратники Валерий Парфенов, Кирилл Барабаш и журналист РБК Александр Соколов были заключены под стражу. Их обвиняли в продолжении экстремистской деятельности в составе запрещенной организации «Армия воли народа». По версии следствия, они приступили к созданию инициативных групп для проведения референдума о внесении поправок в Конституцию и принятия закона «За ответственную власть».

10 августа 2017 года был оглашен приговор. Юрий Мухин — четыре года условно, год ограничения свободы. Соколов — 3,5 года лишения свободы. Барабаш — четыре года лишения свободы и лишение воинского звания подполковника. Парфенов — четыре года лишения свободы.

В разговоре с журналистом «Шторма» Юрий Мухин подробно и очень эмоционально рассказал о политической расправе над активистами.

«По нашему делу 130 человек получали зарплаты. Это оперативные работники по всем областям этого центра «Э», два генерал-майора. Все писали, переписывали, устанавливали слежку, прослушивали телефоны. В результате они подслушали только одно, что мы занимались референдумом. А им нужно дело раскрыть. А у них хрен сделано», — пояснил Мухин, подчеркнув непрофессионализм судей и правоохранительных органов.

«У нас закон, который власть, конечно, ненавидит. Сама идея. То, что мы хотим принять на референдуме. Закон об ответственности власти. Вы просидели свой срок — теперь народ должен вас оценить. Довольны вами или недовольны. Конечно, это власти поперек. Но ситуация сейчас такая в правоохранительных органах, что я даже не ставлю это на первое место. На первом месте идет идиотизм! И подлость тех, кого набрали. Первый следователь, который возбудил против нас дело, сейчас сам находится под следствием, потому что именно он перевозил вот те полмиллиона долларов взятки за то, чтобы Шакро Молодого выпустили на волю. Руководитель следственного органа, его зам, их фамилии по всему делу у нас стоят, уволены! Потому что они организовывали эти взятки. И эти люди выходят и судят! Страх страшнейший перед народом», — рассказал общественный деятель.

Никакой корысти, никаких денег. Взятки не брали, не воровали. Не насиловали никого, не убивали. Да что там — даже на красный свет не переходили. В связи с чем судимы? За попытку проведения референдума. И не только. Журналист РБК Соколов здесь выделяется особо. Буквально перед задержанием он выпустил разгромные статьи по сочинской Олимпиаде и космодрому Восточный. Кто же они, если не политические заключенные?

Дело о покушении на Чубайса

В не столь далеком (в рамках истории) 2005 году шел процесс по делу о покушении на главу РАО «ЕЭС» и одного из авторов либеральных реформ 90-х — Анатолия Чубайса. Подсудимые — полковник ГРУ Генштаба ВС России Владимир Квачков, военнослужащие ВДВ в отставке Александр Найденов и Роберт Яшин, а также сын экс-главы Министерства печати Бориса Миронова Иван Миронов. В те же годы он был помощником депутата Госдумы от фракции «Родина» Сергея Глазьева. Процесс длился три года. Доказать причастность подсудимых к покушению не удалось.

Иван Миронов поделился мыслями со «Штормом» насчет политических преследований в России. По его мнению, все, кто сегодня не встроены в системную оппозиции и занимаются публичной политикой, в той или иной мере находятся под пристальным взором правоохранительных органов, под гнетом уголовного преследования.

«Такое ощущение, что это делается не во благо властей предержащих, а наоборот. Потому что, уничтожая легальную политику, выжигая информационно-политическое поле, они фактически создают предпосылки для организации политического подполья. И тогда люди от легальных методов будут вынуждены переходить к полулегальным и даже нелегальным. Соблюдая жесточайшую конспирацию и так далее», — рассказал адвокат.

Для чего это делается? Все очень просто. «Если перед репрессивным аппаратом стоит задача уничтожать, выжигать, выкорчевывать, они это успешно реализуют», — считает оппозиционер. При этом он добавил, что против его отца, экс-министра печати Бориса Миронова, до сих пор возбуждаются уголовные дела по части экстремизма. Последний приговор был в прошлом году — 100 тысяч рублей штрафа за неугодные высказывания в книге, написанной 10 лет назад.

Лицензия на нарушение законов

Избыточные меры репрессивного воздействия и борьба с любым инакомыслием — одни из самых главных критериев политзаключенных. Агония власти, которой нечего предложить своему народу. Потому она и пускается во все тяжкие. Лишь бы не предложил никто другой.

«В каждой уважающей себя стране они должны быть. Это доказывает, что мы — несломленная нация. Если есть за что зацепить, то зацепят. Остается непостижимой неуязвимость Алексея Навального, у которого две судимости, почему-то условные. Во всей русской истории нет ни одного случая, чтобы человек отсидел одну ночь в СИЗО, а утром его выпустили бы, заменив наказание на условное», — заявил «Шторму» один из наиболее ярких внесистемных политиков 90-х и нулевых, основатель запрещенной ныне НБП и лидер «Другой России» Эдуард Лимонов.

«Наша страна — абсолютистская. Это ясно. Политикой здесь нельзя заниматься, так считает власть. Вести себя надо должным образом. Я хотя бы знал, за что я сидел. Я получил очень мало — четыре года, потому что все остальные статьи не смогли доказать. Но я получил все-таки за организацию попытки переворота в Северном Казахстане, чтобы присоединить его к России. Я считаю, что мне за это орден еще полагается и его когда-нибудь посмертно дадут», — сыронизировал Лимонов.

Государственная политика сегодня направлена на поиск врагов. Возможно, в этом даже был бы смысл, если бы искали действительно врагов. Но не строя, а страны. Перед правоохранительными органами стоит задача — найти и посадить. Находят, сажают. Но не всегда тех, кто того заслуживает.

В пятницу решится вопрос о продлении меры пресечения под стражей очередным фигурантам «болотного дела» — бывшему морскому пехотинцу Денису Луцкевичу и экс-работнику метрополитена Артему у. Скорее всего, и Савелова оставят в до 6 марта, как и большинство других проходящих по во время митинга на Болотной площади 6 мая, накануне третьей инаугурации . Фигурантами этого дела стали уже 18 человек, 13 из них находятся под арестом в московских тюрьмах.

Лидеры протестов пока на свободе, но двум из них уже предъявлены тяжкие обвинения. Против возобновлено закрытое ранее дело о растрате имущества ГУП «Кировлес». за «подготовку к организации массовых беспорядков» грозит до 10 лет лишения свободы. Его соратники из «Левого фронта» и , проходящие по тому же делу, уже в , где содержат обвиняемых в терроризме, шпионаже и преступлениях против государственной власти. По другому делу, вызвавшему резонанс во всем мире, за песню «Богородица, Путина прогони!», спетую в храме , осуждены три участницы : Екатерина Самуцевич получила два года условно, и , осужденные на такой же срок, этапированы в лагеря Мордовии и Пермского края. Это лишь самые громкие дела текущего года, которые бо льшая часть оппозиции, многие правозащитники и значительная часть общества считают очевидно политическими.

«Не нужно путать политику и уголовщину»

Арестованные по «болотному делу», с которыми удалось связаться «Газете.Ru», подчеркивают свой статус политзаключенных.

«Да, я считаю себя политзаключенным, — написал «Газете.Ru» находящийся в СИЗО . - Политзаключенные - заключенные в результате политической борьбы или иной борьбы, имеющей этическую основу. Заключенные, которые имеют ярко выраженные политические убеждения, за которые они попадают в тюрьму. Это те, кого политзаключенными считает общество».

Политзаключенным считает себя и другой арестант - , также ответивший на вопросы «Газеты.Ru». По его мнению, «к этой категории относятся все, кто стал жертвой воли государственной власти, неугодный ввиду своей деятельности в политической сфере».

«Болотное дело», кроме политического содержания, в себе ничего не таит, даже юридически: правовая сторона оказалась попрана властью и верхушкой карательных органов. Целью следствия изначально являлось коллекционирование представителей разных протестных групп», — написал Белоусов, добавив, что, как национал-демократ, он великолепно вписался в «левую» компанию обвиняемых. Тезис о том, что задерживали людей из совершенно разных социальных слоев и порой с противоположной политической позицией, подтверждается, по мнению Белоусова, задержанием и последующим арестом националиста Рихарда . Соболева, напомнил Белоусов, вообще не было на Болотной, и с этим следствие вынуждено было согласиться.

Другой фигурант «болотного дела» Артем Савелов считает, что политическим заключенным в современной России может стать каждый. «Я в недоумении, как я умудрился стать политзаключенным. В жизни хватало своих проблем и забот, чтобы еще заниматься политикой или участвовать в движениях, — рассказал Савелов в письме «Газете.Ru» — Исходя из своего опыта, им (политическим заключенным - «Газета.Ru») можно сделать любого». По его словам, о таких высоких материях, кто такие политзаключенные и в чем различие между ними и узниками совести, хорошо рассуждать дома за чашечкой кофе. Он сам был бы рад думать, что «болотное дело» — главный политический процесс современной России и что этот статус будет способствовать «достижению справедливости», но «сидя здесь, вера в это пропадает».

Представители российских властей, в частности депутаты от , не признают за фигурантами дела о беспорядках особого статуса и предпочитают не говорить о политзаключенных в принципе.

«Не нужно путать политику и уголовщину. Не хочу рассуждать на глупые темы. Любые попытки совершения преступления - это уголовные деяния, и не нужно под вывеской политической борьбы прятать уголовные преступления. Никакая политическая деятельность не может быть прикрытием (и тем более основанием) для освобождения от ответственности», — заявила «Газете.Ru» председатель комитета по безопасности .

Ее коллега по комитету и партии , написавший запрос в правоохранительные органы с просьбой проверить на предмет экстремизма выступления оппозиционера Алексея Навального на декабрьских акциях протеста, пояснил «Газете.Ru», что не может назвать ни одного осужденного в современной России, которого можно было бы считать политическим заключенным: «Ни одного человека с Болотной площади не арестовали за их позицию. Это стратегия защиты лиц, которые совершили сознательную провокацию. Задержания начались не за слова и не за лозунги».

Политическим заключенным, по мнению депутата, можно считать человека, который попал в тюрьму именно за позицию, а не за действия. В этом смысле, подчеркнул Костунов, возможна дискуссия по поводу правоприменения ст. 282 УК РФ (возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства). «Но, по моему мнению, существующая правоприменительная практика не позволяет объявить осужденных по этой статье политзаключенными», — резюмировал депутат.

Отличное от правящей партии мнение у представителей оппозиционных партий. И в либеральном , и в левой КПРФ признают наличие в России политических заключенных, порой называя одни и те же фамилии.

«Безусловно, законодательство нашей страны никогда не признавало политических заключенных», — пояснил «Газете.Ru» член политического комитета «Яблока» Виктор . По его мнению, «политическими» можно считать многих людей, сидящих по самым разным обвинениям, например фигурантов дела , в том числе и , осужденных по экономическим статьям. Безусловно, по словам Шейниса, политическими можно признать арестованных по обвинению в правонарушениях во время шествия 6 мая. Само законодательство о митингах, считает представитель «Яблока», является антиконституционным, ограничивающим право на свободу собраний. «Бандитскими» назвал Шейнис и действия по захвату и принуждению к показаниям Развозжаева, о которых заявили правозащитники. «Пристрастный, необъективный и неправовой подход был представлен в заявлении депутата Бурматова о том, что методы, которыми были получены признания Развозжаева, должны быть расследованы в рамках «дела о заговоре», — отметил «яблочник», добавив, что

«пока суды выносят неправосудные приговоры, а в стране действуют неконституционные законы, у нас будут политические заключенные».

Депутат от КПРФ и руководитель юридической службы ЦК партии также уверен, что в России есть политзаключенные. Соловьев привел целый ряд примеров уголовного преследования коммунистов в регионах, в частности дело члена свердловской организации КПРФ , который был осужден за участие в деятельности «ранее существовавшей» запрещенной по ст. 282.2 УК на один год лишения свободы и взят под стражу в зале суда.

По мнению юриста КПРФ, когда вместе с президентом во власть пришли силовики, они стали видеть в оппозиции не основополагающий элемент гражданского общества, а своих врагов.

Будущий руководитель ВЧК Феликс Дзержинский в Орловском централе — самой суровой тюрьме для политических арестантов

Явную политическую подоплеку Соловьев видит и в деле полковника : «У него же статья абсолютно политическая: государственный переворот, свержение власти. А там, где материалы дела закрыты от нас (слушания по делу Квачкова проходят в закрытом режиме. - «Газета.Ru»), там возможны инсинуации, всяческие натяжки». Депутат напомнил, что Всеобщая декларация прав человека признает «право народа на восстание против тирании и угнетения». «Судя по тому, что исполнительная власть контролирует законодательную, фактически невозможно провести референдум, нет независимого суда, честных выборов, телевидение под цензурой, в стране сложилась или складывается восточная тирания, — заявил юрист КПРФ. - Ведь нынешняя власть, которая обвиняет оппозицию, тоже захватила власть, но путем фальсификации выборов».

В свое время, напомнил Соловьев, политическими заключенными признавались члены «Народной воли», которые вынуждены были отвечать террором на запрет властей вести мирную агитацию. По мнению депутата, когда исчерпаны законные методы, оппозиция вынуждена прибегать к протестам, в том числе и связанным с нарушениями закона. Так, 6 мая на Болотной площади, конечно, имели место правонарушения, но они были в первую очередь спровоцированы: «Это односторонний подход и лицемерие, когда за малейшие нарушения оппозицию сажают и преследуют, а власти нарушать закон можно».

Также депутат посетовал на «нижайший уровень профессионализма» спецслужб, в том числе следователей СК и сотрудников .

«Похищение помощника Удальцова (Леонида Развозжаева. - «Газета.Ru») - это такая грязная и низкопробная работа. С одной стороны, грубый, солдафонский политический заказ, с другой - исполнители такие же «дубы», — заметил Соловьев.

Ему также очевидно, что активисты «Левого фронта» преследуются за свои политические взгляды, «как бы мы к ним ни относились».

Политзэк по понятиям

Споры о том, есть ли в современной России политзаключенные или нет, связаны прежде всего с путаницей в трактовках самого этого понятия.

Полковник ГРУ Владимир Квачков обвиняется в подготовке вооруженного мятежа. С 2010 года содержится в СИЗО «Лефортово»

Законодательство Российской империи, к примеру, признавало политическими арестантами и террористов-народников, и участников студенческих демонстраций. Советское правительство также весьма честно декларировало репрессии в отношении политических противников. Так, само появление слова «политзэк» связано с созданием в начале 1920-х годов в системе ГПУ (Государственного политического управления при НКВД РСФСР) специальных тюрем — политизоляторов, предназначенных для содержания арестованных членов других партий ( , меньшевиков, анархистов), а позже и членов внутрипартийной оппозиции.

Утверждения о том, что политзаключенным не может быть человек, нарушивший Уголовный кодекс, основано на смешении понятий «политзаключенный» и «узник совести». Последний термин появился в 60-е годы. Его предложил ввести основатель Питер Бененсон, чтобы разделить тех, кто использует ненасильственные методы политической борьбы, и повстанцев, которые также всегда признавались политическими.

В России понятия «узник совести» и «политический заключенный» путают как провластные, так и оппозиционные политики.

Участники многотысячных протестных митингов на Болотной площади и проспекте Сахарова требовали от российской власти немедленного освобождения политзаключенных. Сам по себе список, поданный в , а оттуда в от имени протестующих, вызвал споры среди правозащитников и юристов. Обсуждение того, насколько правильным было включать те или иные фамилии, продолжается до сих пор. Больше всего вопросов вызвало решение включить в список отдельных националистов и участников северокавказского подполья.

Один из руководителей был среди тех, кто протестовал по поводу включения в список националистов и , осужденных за убийство адвоката и журналистки . По его мнению, доводы их защиты о невиновности подсудимых были опровергнуты в ходе судебного заседания, в том числе адвокатами потерпевших. Следовательно, уверен Черкасов, в этом случае речь идет об убийстве идеологического противника, безоружного и не обладающего властными полномочиями.

«Политический мотив убийства сам по себе не делает человека политзаключенным», — пояснил Черкасов.

Правозащитник провел аналогию с понятием военнопленного и военного преступника. Международное право различает солдата, воевавшего с оружием в руках против вооруженного противника, и военного, совершавшего преступления против мирного населения. В качестве примера Черкасов назвал одного из лидеров незаконных вооруженных формирований в Ингушетии . Тот объявил все русское население Ингушетии разрешенной военной целью, после чего подконтрольные ему силы начали методично уничтожать неингушское население на территории республики.

Более сложная, по мнению правозащитника, ситуация с 58 обвиняемыми в нападении на Нальчик в 2005 году. Телеведущий , рассказал Черкасов, предлагал всех их включить в список политзаключенных, который составляли организаторы протестных митингов. «Однако сами заключенные СИЗО Нальчика, насколько мне известно, почему-то не захотели это письмо подписывать. Нужен ли им такой статус, не пойдет ли он во вред?» — задался вопросом Черкасов. Многие из подсудимых по этому делу вообще считают себя случайными жертвами неразборчивой операции спецслужб.

Максим Громов - нацбол, осужденный за акцию по захвату Минздрава в 2004 году. 162 суток провел в штрафном изоляторе

Впрочем международное право в любом случае стоит на стороне подобного рода заключенных, не совершавших военных преступлений. Как объяснил правозащитник, к участникам таких вооруженных конфликтов, как тот, что де-факто идет на Северном Кавказе, международное право, в частности второй дополнительный протокол к Женевским конвенциям, требует применять широкую амнистию в целях скорейшего мирного урегулирования.

С политическими на «вы»

Помимо правового признания всегда существовала проблема с неформальным статусом политических заключенных в условиях тюрьмы.

В конце XIX века в царских тюрьмах сложился определенный набор привилегий «политических», отчасти связанный с тем, что среди них было много представителей привилегированных сословий. Речь идет в основном о тяжелых каторжных работах: политические к ним почти не привлекались, часто содержались отдельно от уголовных, особый статус подчеркивала и традиция обращения к политическим на «вы».

В советской России режим специальных политизоляторов 20-х годов считался более мягким, чем в остальных учреждениях. Существовал так называемый политпаек, который превышал казенную норму питания для обычных зэков иногда в два раза, и множество других послаблений, в зависимости от каждого изолятора.

Конечно, в период сталинских репрессий, после «большого террора» 1937-1938 годов, политзэки потеряли свой особый статус — политических и уголовников стали содержать в одних лагерях на общих условиях. Однако в «вегетарианские» времена после хрущевской оттепели, когда главными политическими заключенными в стране стали диссиденты - выходцы из московской и ленинградской интеллигенции, положение политзэков вновь улучшилось. К их судьбам часто было приковано внимание зарубежной общественности, и администрация тюремных учреждений в целом бережно относилась к таким подопечным.

Все, кто сталкивался с современной российской пенитенциарной системой, в один голос говорят, что статья УК, по которой человек попал в колонию, практически не влияет на взаимоотношения с сокамерниками.

Создатель правозащитного проекта «Союз заключенных» Максим Громов, который отсидел три года в колонии за акцию нацболов по захвату в 2004 году, отметил, что от уважения к политическим, которое наблюдалось во времена советских диссидентов, не осталось и следа. Люди, сидевшие в советских лагерях, по словам Громова, удивляются, когда им рассказывают о порядках и отношении к политическим в нынешних российских колониях. Сейчас статус человека за решеткой в большей степени имеет значение для сотрудников администраций колоний или СИЗО. Но и у них, пояснил Громов, цель в отношении подопечных, уголовных или политических, одна - сломать, подчинить человека, чтобы он больше не захотел возвращаться в камеру. Методы же для каждого случая подбираются индивидуально. «В отношении политических задача — убедить тебя и окружающих: твои убеждения ничего не стоят, ты обыкновенный преступник, в лучшем случае совершивший что-то плохое по заблуждению», — обобщил Громов опыт десятков заключенных нацболов.

Для обитателей же тюремного мира, вне зависимости от причин попадания человека в тюрьму, он должен продемонстрировать набор качеств, необходимых для признания его «порядочным арестантом».

Однозначного подхода нет, оговорился Громов, и зачастую политзэк, к судьбе которого приковано внимание общества, может оказаться в конфликтной ситуации, стать жертвой провокаций, вымогательства, угроз и издевательств. От этого, впрочем, не застрахован любой узник отечественных исправительных учреждений.

Что же касается проблемы признания и непризнания того или иного заключенного политическим, автор проекта «Союз заключенных» отмечает, что в этом отношении действительно существует множество противоречивых точек зрения в каждом конкретном случае. Когда речь идет об узниках совести, по общему убеждению заведомо не совершавших преступлений или наказанных судом несоразмерно совершенному правонарушению, ситуация более или менее ясна для всех правозащитников.

Тем не менее Громов проводит водораздел между политически мотивированным преступлением и политической борьбой, пусть даже сопряженной с насилием.

Изображение участника Ирландской республиканской армии Бобби Сэндса. Будучи заключенным, он избрался в парламент Великобритании. Сэндс умер в тюрьме во время голодовки за права узников-членов ИРА

«В преамбуле к Всеобщей декларации прав человека сказано: права человека должны охраняться властью закона, чтобы он не был вынужден прибегать в качестве последнего средства к восстанию против тирании и угнетения», — напомнил Громов. Так, по его мнению, которых обвиняют в том числе и в убийствах сотрудников правоохранительных органов, несмотря ни на что, можно отнести к политзэкам, поскольку они взялись за оружие из-за того, что у них не было другой возможности отстоять свои права.

Бывший заключенный колонии № 3 во Льгове Курской области Дмитрий согласен с : все зависит от того, как себя поставишь. «Бывают люди, которые сами по себе неуживчивы, - таким трудно. Трудно будет и тому зэку, который всячески подчеркивает свой особый статус и разницу между ним и остальными осужденными. Для того, кто понимает, что если он попал в колонию, значит он такой, как все, все должно быть нормально», — сказал «Газете.Ru» Пронин. Солидарен с этим мнением руководитель правозащитного проекта Gulagu.net : «Ты можешь быть политическим или, как я, экономическим, но главное там не статья, а что ты за человек. Надо, конечно, учитывать специфику жизни в колонии, но в принципе, если ты нормальный человек, то особых проблем быть не должно». При этом, отметил правозащитник, политическим часто помогает их популярность на воле и пристальное внимание СМИ. Из центрального аппарата ФСИН или регионального управления пенитенциарной службы поступает установка в колонию беречь зэка. Если с ним что-то случится, это будет большой скандал и неминуемое разбирательство, пусть и, как это часто бывает, формальное.

Как правило, в колониях вполне спокойно относятся даже к боевикам с Кавказа, заверил Пронин, который 11 месяцев сидел вместе с осужденным за нападение на сотрудников : «Его звали Джамбек, осудили его, когда он был несовершеннолетним, поэтому он получил меньше остальных членов банды - 4 года строгого режима. Сидел он спокойно, практически никто из тех, с кем он находился в камере и отряде, не испытывали к нему неприязни. Был лишь один заключенный, который старался не общаться с ним: этот человек воевал в Чечне, понять его можно».

Журналист , в прошлом пресс-секретарь бывшего президента Татарстана Минтимера Шаймиева и заключенный колонии-поселения Дигитли под Казанью, куда он попал за клевету в адрес главы республики и возбуждение ненависти или вражды к представителям власти, заметил, что для рядовых зэков политические - довольно полезные люди: «Я убедился в этом на собственном опыте. У меня есть юридическое образование — многим я помогал писать жалобы и другие документы. Относились как к полезному человеку».

Сложнее приходится политзаключенным, находящимся в СИЗО.

Следователи или представители других силовых ведомств, перед которыми поставлена задача во что бы то ни стало привлечь к ответственности того или иного «неблагонадежного», используют оперативных работников изоляторов или рядовых сотрудников для давления на подследственного.

Те, в свою очередь, дают установки подавить человека с помощью приближенных к администрации заключенных. Классический пример - как содержался в Можайском СИЗО антифашист , который проходил по делу о погроме администрации Химок и обвинялся в хулиганстве, но в итоге был оправдан. «Я уверен, что в Можайском СИЗО в отношении меня применялись сознательные провокации со стороны заключенных, сотрудничающих с администраций. В первые дни моего нахождения в изоляторе сотрудники изъяли телефон из камеры. Приближенный к администрации сокамерник обвинил в этом меня. Он потребовал несоразмерные деньги в качестве компенсации. Дошло до драки: мне даже заточкой угрожали. Следователи и оперативники, посещавшие СИЗО, периодически намекали на то, что могут создавать подобные проблемы постоянно», — рассказал Гаскаров.

Фигуранты «болотного дела», которые написали «Газете.Ru», с подобными проблемами пока не сталкивались. По словам Ярослава Белоусова, сокамерники арестантов не считают их виновными: «Местный люд не считает нас виновными даже в сравнении с собой, несмотря на то что каждый человек старается внутренне оправдаться». «Особое отношение сокамерников проявляется только в виде повышенного интереса, иногда в проявлении сочувствия», — рассказал Михаил Косенко. Но подчеркнул, что политзаключенных в принципе мало, поэтому особого отношения к подобного рода сидельцам у рядовых зэков пока не выработалось.