Все живое особой метой. Анализ стихотворения «Все живое особой метой» Есенина

В стихотворении «Всё живое особой метой» Есенин находит место и взгляду на свой вчерашний день:

Если не был бы я поэтом,

И дню сегодняшнему:

Только новью мой брызжет шаг.

Та подростковая дерзость осталась с поэтом и до момента смерти, который пришёл к нему в гостинице Англетер через 3 года.

Открытый характер Есенина позволяет одним плевать в душу, другим нагло обворовывать поэта. Сергей особо на это внимания не обращал, но отдавал долг стихами. Тем не менее, поэт ещё не потерял вкус к жизни, надеясь, что всё рассосётся – ему не впервой падать и подниматься. По большому счёту, жизнь Есенина сплошная полоса взлётов и падений.

Сегодня пишутся Есениным эти строки, сегодня в морду не бьют, но плюют в душу. Что же пусть позабавятся, Сергею не привыкать к боли, где-то в ней он даже находит источник для творчества. К 1922 году женщины начали уже разочаровывать, революция тоже, а к деньгам Сергей никогда не испытывал страсти. Остаётся алкоголь, который помог написать много вечных строк, то стал одной из ступенек в могилу.

Одно из личных, откровенных стихотворений, мини-биография поэта и честное отражение его взгляда на жизнь.

Всё живое особой метой
Отмечается с ранних пор.
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор.

Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.

И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:

Это к завтраму всё заживет».

И теперь вот, когда простыла
Этих дней кипятковая вязь,
Беспокойная, дерзкая сила
На поэмы мои пролилась.

Золотая, словесная груда,
И над каждой строкой без конца
Отражается прежняя удаль
Забияки и сорванца.

Как тогда, я отважный и гордый,
Только новью мой брызжет шаг…
Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.

И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд:
«Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму всё заживет!»

Песня на стихи Есенина "Всё живое..."

1922

Примечания

Многими знакомыми поэта стихотворение воспринималось как биографическое. Один из его ближайших друзей детства, К.П. Воронцов рассказывал: «Он верховодил среди ребятишек и в неучебное время. Без него ни одна драка не обойдется, хотя и ему попадало, но и от него вдвое. Его слова в стихах: „средь мальчишек всегда герой“, „И навстречу испуганной маме я цедил сквозь кровавый рот“, „забияки и сорванца“ - это быль, которую отрицать никто не может» (Восп., 1, 126). П.В. Орешин тоже отмечал автобиографический характер стихотворения и подчеркивал, что оно создано «в пору ясного самосознания и расцвета» (там же, с. 266).

В первых откликах стихотворение рассматривалось, как правило, во взаимосвязи с имажинистскими увлечениями поэта. Но выводы делались критиками весьма различные. Так, А. Ветлугин, считавший, что имажинизм был глубоко органичен есенинскому творчеству, писал: «В революцию, в московском переулке, когда еще полаивали в сумерках пулеметы, встретился Есенин с его сегодняшними соратниками,- Анатолием Мариенгофом и Александром Кусиковым. Созданный их трудами, столько раз воспетый одними, заплеванный другими, имажинизм при осеннем подсчете цыплят оказался благодетелен. Начали дерзостно, прошли через задор, пришли к отваге:

И теперь вот, когда простыла
Этих дней кипятковая вязь,
Беспокойная, дерзкая сила
На поэмы мои пролилась...»

(газета «Накануне», 1922, 4 июня, № 57; Лит. прил. № 6). Противоположную точку зрения высказывал В.П.Правдухин: «Будем помнить, что в нарочитом имажинизме, символизме, футуризме мы не найдем спасения и выхода к широким далям искусства, и мы видим, как от них постепенно уходят настоящие художники, например, Есенин, который тремя стихотворениями „Волчья гибель“, „Не жалею, не зову, не плачу“ (№ 2 - „Кр. новь“, 1922), „Все живое особой метой отмечается с ранних пор“ (кн. 3. „Красная новь“, 1922), сразу - звериным прыжком,- послав к черту свои прежние камерные упражнения, которые нужны лишь бездарным Шершеневичам, очутился опять на свободе и вновь обрел себя, словно снова родился» (журнал «Сибирские огни», Новониколаевск, 1922, № 4, сентябрь-октябрь, с. 157). А.В.Бахрах, осудив богоборческие поэмы Есенина как свидетельство будто бы убитой в нем веры, как «известную позу» и «удаль ради удали», отмечает, что «залог к спасению у него есть». «...Спасет его - чувство, что и ему самому подчас „наплевать“ на все это - это помимо него - поэзия наитием, ибо в поэзии он Моцарт. Слишком больно было бы думать, что вдохновение его истощается, что блекнут краски, что ему не вылезти из тупика. Вместе с ним понадеемся, что „Ничего, что споткнулся о камень. Это к завтраму все заживет“» (альм. «Струги», кн. первая, Берлин, 1923, с. 204).

В последующем критики писали прежде всего о высоких поэтических достоинствах стихотворения. Так, А.З.Лежнев, отметив, что Ст 24 - «лучшая из книг» поэта, отнес это стихотворение к числу наиболее значительных из вошедших в нее (ПиР, 1925, № 1, январь-февраль, с. 131). И. Н. Розанов обратил внимание на одну из особенностей лирического героя Есенина: «Он постоянно называет себя „хулиганом“, „разбойником“, „уличным повесой“, „озорником“». Далее он цитирует стихотворение, комментируя его так: «Но все это с надрывом: настоящей удали, веселого беззаботного озорства мы у него никогда не находим. Это не былинный Васька Буслаев. Он только крепится и сам себя подбадривает» (журнал «Народный учитель», М., 1925, № 2, февраль, с. 112-115).

О стихотворении С. Есенина «Всё живое особой метой» говорилось много разного: и хорошего, и плохого. Но больше хорошего. Например, литературовед А.З. Лежнев отмечал его высокие поэтические достоинства.

Многие, кто знал поэта лично, говорили, что это автобиографические стихи. В главном герое, «худощавом и низкорослом» пареньке легко узнать Сергея Есенина. И это не только исходя из внешнего сходства. Близки они и нравом. Только «гордый, отважный» Есенин-поэт в детстве непременно должен был быть «всегда героем среди мальчишек» и очень часто приходить домой «с разбитым носом», говоря, что это простое падение и на завтра заживёт всё. Читать стих «Всё живое особой метой отмечается с ранних пор» и узнать в нём автора можно на нашем сайте.

Все живое особой метой
Отмечается с ранних пор.
Если не был бы я поэтом,
То, наверно, был мошенник и вор.

Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.

И навстречу испуганной маме
Я цедил сквозь кровавый рот:

Это к завтраму все заживет”.

И теперь вот, когда простыла
Этих дней кипятковая вязь,
Беспокойная, дерзкая сила
На поэмы мои пролилась.

Золотая, словесная груда,
И над каждой строкой без конца
Отражается прежняя удаль
Забияки и сорванца.

Как тогда, я отважный и гордый,
Только новью мой брызжет шаг…
Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.

И уже говорю я не маме,
А в чужой и хохочущий сброд:
“Ничего! Я споткнулся о камень,
Это к завтраму все заживет!”